Пешки

Обновлено 23.01.2011 19:50 23.01.2011 14:41

П

ешки. История села Пешки, расположенного на шоссе, соединяющем Москву с Санкт-Петербургом, насчитывает несколько веков. Своими корнями она уходит в то время, когда на Руси появилась «ямская гоньба». Первые ямы, то есть почтовые станции, где служили ямщики, возникли в период монголо-татарского ига (XIII-XV вв.). Ханы Золотой Орды завели их для того, чтобы их гонцы и послы, отправляемые ими к русским князьям, могли быстро и беспрепятственно сменить утомленных лошадей на свежих. После свержения монголо-татарского ига и объединения Руси на рубеже XV-XVI веков ямщики стали подчиняться московским государям. Почтовая станция Пешки была основана на дороге Москва-Великий Новгород.

Когда возникла эта станция и ямская слобода при ней, точно неизвестно. Однако известно, что в начале XVI века Пешки уже существовали. Об этом свидетельствует посол немецкого императора Сигизмунд Герберштейн. В своих «Записках о Московии», выдержавших уже при жизни автора несколько изданий на латинском, немецком и итальянском языках, он упоминает эту почтовую станцию между Клином и Черной Грязью, через которую проезжал в 1517 году.

Название населенного пункта произошло от того, что в этом месте на дороге очень крутой спуск, и часть пути ямщики и их пассажиры должны были проходить пешком («пешки», как говорили в старину), ведя лошадей под уздцы. Сейчас слово Пешки произносится с ударением на первом слоге, но сохранилось предание, что раньше его произносили с ударением на последнем слоге — Пешки. У Герберштейна мы находим форму Piessack, что наводит на мысль, что это латинская транслитерация русского слова Пешак, которое, возможно, было первоначальным названием населенного пункта. Впрочем, утверждать это, наверное, нельзя, так как в народном произношении могли сосуществовать одновременно несколько форм. Это можно видеть на примере названий других населенных пунктов (сравните: Верклино — Вертлино -Вертлинское, Рекинцо — Рекинца — Ретинцо и т. д.). Поэтому можно допустить, что в XVI веке формы Пешки и Пешак существовали одновременно.

У Герберштейна мы находим и свидетельство о том, как на дороге, где стояли Пешки, была налажена ямская служба. В латинском издании его «Записок» мы читаем: «Государь имеет ездовых во всех частях своей державы, в разных местах и с надлежащим количеством лошадей, так чтобы, когда куда-нибудь посылается царский гонец, у него без промедления наготове была лошадь. При этом гонцу предоставляется право выбрать лошадь, какую пожелает. Когда я спешно ехал из Великого Новгорода в Москву, то почтовый служитель, который на их языке называется ямщиком (iamschnick), доставлял мне ранним утром когда тридцать, а когда и сорок или пятьдесят лошадей, хотя мне нужно не более двенадцати. Поэтому каждый из нас выбирал такого коня, который казался ему подходящим. Потом, когда эти лошади уставали и мы подъезжали к другой гостинице, которые у них называются ямами (iamac), то немедленно меняли лошадей, оставляя прежнее седло и уздечку. Каждый может ехать сколь угодно быстро, а если лошадь падет и не сможет выдержать, то можно совершенно безнаказанно взять другую лошадь из первого попавшегося дома или у всякого случайного встречного, за исключением только гонца государева. А лошадь, выбившуюся из сил и оставленную на дороге, как правило, отыскивает ямщик. Он же обычно и возвращает хозяину лошадь, которая была у него взята, причем платит (ему) из расчета стоимости пути; по большей части за десять-двадцать верст отсчитывают по шести денег. На таких почтовых лошадях мой слуга проехал за семьдесят два часа из Новгорода в Москву, которые расположены друг от друга на расстоянии шестисот верст, то есть ста двадцати немецких миль. И это тем более удивительно, что лошади их очень малы и уход за ними гораздо более небрежен, чем у нас, а труды они выносят весьма тяжелые».

В немецком тексте «Записок» далее есть такое добавление: «Как только прибываешь на почтовую станцию, специально приставленные для того слуги снимают с коня седло и уздечку и выгоняют его на луг или на снег в зависимости от времени года. Потом они свистят, после чего лошади перекатываются два или три раза (через спину), а затем их отводят в конюшню, не давая им никакой еды до тех пор, пока они не остынут настолько, будто только что вышли из конюшни. Тогда им дают немного сена и гонят к воде, после чего они получают корм, а именно сено — столько, сколько смогут съесть. Как правило, корм засыпают лишь один раз (в сутки), к ночи (но столько!), что кони могут есть его день и ночь. Поят же их дважды и день». Таков был «дорожный сервис» на дороге, где стояли Пешки, во времена Герберштейна.

Через 100 с лишним лет после Герберштейна о Пешках упоминал австрийский дипломат А. Мейерберг, приезжавший в Россию в 1661-1662 годах. Кроме записок, он оставил альбом с рисунками, на одном из которых был изображен Пешковский ям.

Со временем ямщики стали обслуживать не только государственных служащих, но и частных лиц. Значение московско-новгородской дороги возросло после того, как в XVIII веке ее продлили до Санкт-Петербурга. Через Пешки проезжали многие выдающиеся деятели истории и культуры. Некоторые из них упоминали об этом населенном пункте в своих сочинениях.

А. Н. Радищев в книге «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790) посвятил Пешкам специальную главу, в которой описал крестьянскую избу. Он пишет, что когда зашел в эту избу и достал свои дорожные припасы, «увидев…сахар, месившая квашню хозяйка подослала ко мне маленького мальчика попросить кусочек сего боярского кушанья. — Почему боярское? — сказал я ей, давая ребенку остаток моего сахара, — неужели и ты его употреблять не можешь? — Потому и боярское, что нам купить его не на что, а бояре его употребляют для того, что не сами достают деньги. Правда, что и бурмистр наш, когда ездит к Москве, то его покупает, но также на наши слезы. — Разве ты думаешь, что тот, кто употребляет сахар, заставляет вас плакать? — Не все, но все господа-дворяне. Не слезы ли ты крестьян своих пьешь, когда они едят такой же хлеб, как и мы? — Говоря сие, показывала она мне состав своего хлеба. Он состоял из трех четвертей мякины и одной части несеянной муки. — Да и то слава Богу при нынешних неурожаях. У многих соседей наших и того хуже. Что ж, вам, бояре, в том прибыли, что вы едите сахар, а мы голодны? Ребята мрут, мрут и взрослые. Но как быть? Потужишь, потужишь, а делай то, что господин велит. — И начала сажать хлебы в печь.

Сия укоризна, произнесенная не гневом или негодованием, но глубоким ощущением душевныя скорби, исполнил сердце мое грус-тию. Я обозрел в первый раз внимательно всю утварь крестьянской избы. Первый раз обратил сердце к тому, что доселе на нем скользило. — Четыре стены, до половины покрытые так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу; оконцы, в коих натянутый пузырь смеркающийся в полдень пропускал свет; горшка два или три (счастлива изба, коли в одном из них всякий день есть пустые шти!). Деревянная чашка и кружки, тарелками называемые; стол, топором срубленный, который скоблят скребком по праздникам. Корыто кормить свиней или телят, буде есть, спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется. К счастию, кадка с квасом, на уксус похожим, и на дворе баня, в коей коли не парятся, то спит скотина. Посконная рубаха, обувь, данная природою, онучки с лаптями для выхода. — Вот в чем почитается по справедливости источник государственного избытка силы, могущества; но тут же видны слабость, недостатки и злоупотребления законов и их шароховатая, так сказать, сторона. Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучительство наше и беззащитное нищеты состояние…».

Заканчивается глава «Пешки» гневным обличением помещичьего произвола.

Все, что Радищев описал в этой главе, издавна вызывало серьезные сомнения. Слова, которые он вкладывает в уста хозяйки избы, обличают алчность дворянства. Однако известно, что пеш-ковские ямщики были государственными крестьянами и никогда не знали крепостного гнета. Следовательно, хозяйка так говорить не могла. Возможно, Радищев ошибочно поместил описание данной избы и разговор с ее хозяйкой в главу «Пешки», а на самом деле этот эпизод имел место в другой деревне. Возможно также, что все описанное в этой главе является художественным вымыслом. Но мы можем также допустить, что здесь правда перемешана с вымыслом, и предположить, например, что описание избы отражает действительные реалии тогдашнего крестьянского жилища в Пешках, а разговор с крестьянкой является вымыслом. Впрочем, и в этом разговоре не все может быть вымыслом. Из текста видно, что в то время был неурожай. От него страдали как помещичьи, так и государственные крестьяне. А поскольку в целом материальное положение первых было хуже, чем последних, то и от голода они страдали в большей степени. Намек на это мы видим в словах крестьянки, что «у многих соседей наших и того хуже» (то есть нет и того хлеба из мякины и несеяной муки, какой есть у нее). В целом глава «Пешки» не столько отвечает на вопрос, как жили пешковские крестьяне в конце XVIII века, сколько ставит этот вопрос.

А. С. Пушкин в 1833-1835 годах написал статью «Путешествие из Москвы в Петербург», в которой показал, что ему были известны как альбом Мейерберга, так и книга Радищева. Последняя являлась объектом его критики. Пушкин считал, что в главе «Пешки» Радищев сгустил краски, описывая тяжелую крестьянскую жизнь. Он пишет, что печи в пешковских избах на самом деле были с трубами, что окна были со стеклами, а не с бычьими пузырями. Он считает, что Радищев противоречит себе, упоминая, что крестьянка, рассказав о неурожае, начала сажать хлебы в печь. Наличие бани и кваса Пушкин также считает признаком крестьянского достатка.

Впрочем, критика Пушкиным Радищева не вполне объективна. Он упускает из вида, что хлебы, которые крестьянка сажала в печь, были смешаны с мякиной. Не принимает он во внимание и то, что за сорок с лишним лет со времени выхода в свет книги Радищева в жизни крестьян могли произойти значительные перемены. Возможно, увиденные им изменения к лучшему и произошли за это сорокалетие.

К тому времени, когда Пушкин написал свою статью, почтовой  станции в Пешках уже не было. Ее перенесли в Подсолнечное. Последний раз Пешки были упомянуты как ямская слобода в 1852 году в справочном пособии по Московской губернии К. Нистрема. В то время в слободе насчитывалось 32 двора с населением 89 мужчин и 94 женщины.

В конце XIX века бывшая ямская слобода уже известна как село Пешки-Ильинское. Второе название оно получило от церкви Илии Пророка, расположенной на территории близлежащего погоста Стребуково (она была основана около 1628 года). В 1884 году в Пешках уже было 53 двора, земское училище, две лавки, трактир и два питейных дома. Население состояло из 161 мужчины и 187 женщин.

Рост населения наблюдался и в последующие годы, хотя в начале XX века Пешки временно утратили статус села. Официально в то время они числились как слобода Дурыкинской волости, в которой в 1911 году было 76 дворов. К тому году в Пешках, кроме земского училища, появились молочная лавка, пожарная дружина и бахромное заведение. Трактир и питейные дома были преобразованы в казенную винную лавку и две чайные.

Впоследствии Пешкам вернули статус села. В послереволюционные 20-е годы они были центром Пешковского сельсовета Бедняковской волости. В 1926 году в Пешках было 93 двора, из них крестьянских — 84; население состояло из 109 мужчин и 204 женщин. В течение последующих шести лет население Пешек увеличилось почти в полтора раза. В 1932 году, когда началась коллективизация, в селе насчитывалось 88 крестьянских хозяйств, в которых числилось 578 едоков. В тот год в колхоз вступили всего 217 едоков и 38 хозяйств. Впоследствии число колхозников увеличилось.

В 20-х годах в Бедняковской волости славился пешковский драмкружок. Им руководил местный крестьянин Ф. Ф. Скуднов. Артистами были в основном старики. Со своими спектаклями кружковцы выезжали в соседние села Бедняковской волости.

Во время Великой Отечественной войны в период битвы за Москву (ноябрь-декабрь 1941 года) бои затронули и пешковскую землю. В 20-х числах ноября во время оборонительных сражений в Пешках некоторое время находился временный командный пункт командующего 16-й армией генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. Сохранилась легенда (а может быть, правда), что стену избы, где он остановился, пробил немецкий снаряд, но чудом не взорвался. 24 (по другим данным 23) ноября враг ворвался в Пешки. В последующие дни село переходило из рук в руки. Полностью оно освобождено было 11 декабря 1941 года. Немцы разграбили и сожгли большую часть домов. Жители села уходили в лес и жили в землянках. Из 76 домов в Пешках уцелело лишь 11.

В послевоенные годы Пешки отстроились заново. За последние полвека население Пешек выросло не только за счет естественного прироста, но и за счет переселенцев из других мест. Пешки интенсивно застраивались, кроме одноэтажных, появились многоэтажные дома. В результате реорганизации сельского хозяйства был ликвидирован колхоз. Основная часть пешковских жителей стала работать на птицефабрике «Савельевская» (в настоящее время АО). Работают пешковцы и в других местах.

Пешки — перспективное село, расположенное по обе стороны шоссе Москва-Санкт-Петербург. В настоящее время в нем есть школа, магазин и детсад. Школьный музей, основателем и руководителем которого долгое время был учитель географии С. Н. Морозов, признан одним из лучших в районе. Сейчас Пешки являются центром Пешковской сельской администрации. В селе — 1106 жителей, 376 хозяйств.